Суббота, 20.04.2024, 09:59 | Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход

Симптом диалогического расщепления «я»: окончание

 

 

 

 

 

 

Таблица 2. Примеры противопоставления субличностей больными.

Творческая (чувствующая любовь)

Неправильная (рациональный человек)

Добрая (всех любит)

Агрессивная (ругает по пустякам)

Широкая душа без морали

Воспитанная

Шаляй-валяй

Рассудительный

Эмоциональная

Адекватно мыслящая

Недисциплинированная сторона меня

Скептическая сторона меня

Эмоции

Интеллект

Чувства

Разум (голос здравого смысла и общества)

Подсознание

Сознание

В двух случаях субличностей было больше, чем две. В первом наблюдении у больной по имени Ульяна (20 лет, безработная, F 21.4) «в голове» было несколько Ульян, которых она разделяла на «агрессивную», «добрую», «эгоистичную», «депрессивную», «Ульяна – обиженный ребенок» и «нейтральную». Они вели между собой «мысленные диалоги», «ссорились, спорили». Во втором случае (больной М., 22 года, студент, F21.3) поначалу – в продромальный период заболевания с 12 до 16 лет – отчетливо прослеживалось существование двух субличностей: первая – «эмоции, древнее существо, волшебник», вторая – «логическая часть», «дракон тысячелетний». В этот период «общение в голове было мысленным». После дебюта заболевания (в 16 лет) исчезла эмоциональная часть, а логическая часть «разделилась на миллионы маленьких частей», которые продолжали вести между собой мысленные диалоги. У больного возникало ощущение того, что он «есть легион из многих».Нам встретились три случая, когда субличности имели имя, в одном случае – Иви, в другом – Силантия, в третьем – Лиля. Все больные были девушки, все три настаивали, что эти субличности – части их самих, которым они сами дали имя.

Пример Больной Р., врач, 26 лет (F 21.3): «Раньше чувства и эмоции были едины. Личность поделилась пополам на эмоциональную и интеллектуальную составляющие. Мне эмоциональная говорит одно, а интеллектуальная может согласиться или не согласиться, вступать во внутренние диалоги. Это не навязанное, это все моя личность. Такое ощущение, что эмоции от меня отделились и существуют отдельно. Не то, чтобы борются, но вступают в какой-то диалог. Побеждает, как правило, интеллект».

В диалогическом расщеплении я больных на эмоциональную и логическую части нельзя не заметить сходства с гипотезой австрийского психиатра Э. Странского (автора термина интрапсихическая атаксия) о существовании у человека двух отдельных психических сфер – Noopsyche и Thymopsyche, в первой из которых совмещаются все интеллектуальные, а во второй – все аффективные процессы. По мнению К.Г. Юнга, «разделение психических функций на Noo- и Thymo–психические соответствует действительности». Однако в здоровой психике, в отличие от больной, оба фактора постоянно действуют совместно, причем их действия «необычайно тонко согласованы» [26]. Предположение о двухслойном строении человеческой психики хорошо согласуется и с экспериментально подтвержденной гипотезой английского невролога Геда (Н. Head) о существовании у человека двух видов чувствительности – протопатической и эпикритической[28, 29]. Протопатическая чувствительность является древней формой чувствования, ее проявления подавляются и контролируются эволюционно более новой – эпикритической чувствительностью (реципрокные взаимоотношения). Лишь при психической патологии (ослаблении контроля) протопатическая чувствительность начинает проявлять себя в психической жизни человека [30]. Похожих взглядов придерживался Дж. Джексон (J.H. Jackson) в своей концепции о диссолюции – выпадении при психозах высших уровней психической деятельности и высвобождении низших, более примитивных уровней [18]. В конечном итоге в классической психиатрии эти эволюционные идеи реализовались в модель послойногостроения психики Дж. Джексона – А.В. Снежневского. Таким образом, мы хотим подчеркнуть, что ранее в работах исследователей уже звучало предположение о двухслойном (многослойном) строении человеческой психики.

Обсуждение

Самой важной и интересной частью нашей работы нам представлялась попытка реконструкции и интерпретации тех явлений, которые обнаруживают себя в симптоме диалогического расщепления я. При отвлеченном взгляде на симптом возникла музыкально-филологическая аналогия (И.С. Бах – М.М. Бахтин): симптом диалогического расщепления я – это полифония, возникновение в результате болезни нескольких «неслиянных голосов» (Бахтин) внутри одного «Я» больного. Причем эти «голоса» (темы/мелодии), несмотря на частый антагонизм их позиций, безоговорочно опознавались нашими пациентами как части их самих (разные ипостаси «Я» больного).

На пути к пониманию этого феномена перед нами встали вопросы, без ответа на которые реконструкция патологического симптома представлялась нам невозможной. Первый круг вопросов касался процессов управления внутренней речью: кто управляет внутренней речью в норме и как нарушается управление при психической патологии (диалогическом расщеплении)? Следующий вопрос являлся продолжением предыдущих и представлялся нам вовсе не лишенным оснований: кто с кем разговаривает?

Почвой для нашего анализа стал культурно-исторический подход Л.С. Выготского, согласно которому высшие психические функции человека являются производными культуры и каждый раз формируются заново у каждого человека в процессе его индивидуального развития. Причем, непременным условием формирования высших психических функций является диалог ребенка со взрослыми носителями культуры. Второй важной опорой явилось представление о многослойном строении сформированной психики человека. Эти положения легли в основу разработанной нами ранее (С.Э. Давтян, Е.Н. Давтян, 2017) [31]биперсональной модели личности, в которой мы постарались развить и дополнить идеи предшественников с позиции современной постнеклассической науки.

Согласно биперсональной модели, развитие личности происходит не линейно (путем постепенного усложнения её структуры), а циклически – через два больших фазовых перехода, в ходе каждого из которых возникает новый уровень саморегуляции с переподчинением процессов контроля и управления с нижнего (прежнего верхнего) уровня на новый верхний уровень. Первый такой переход происходит в возрасте примерно трех лет после «речевого взрыва» и проявляется уверенным использованием ребенком местоимений первого и второго лица (я – ты). С этого момента, благодаря языку, у ребенка развивается способность управлять своими представлениями, т.е. появляется возможность контроля над феноменами своей психической жизни. В этот же период начинается постепенное формирование внутренней речи (через эгоцентрическую речь с последующим сворачиванием ее «вовнутрь»). Появляется личность, обладающая самосознанием, сфокусированном в единственной пока персоне, называющей себя местоимением «я» и управляющей внутренней речью. Процесс управления еще не автоматизирован и требует специальных осознанных усилий со стороны ребенка. По-видимому, именно несформированностью автоматизированного навыка управления внутренней речью и объясняется отсутствие при психозах детского возраста идеаторных нарушений (деавтоматизация невозможна) и преобладание в клинической картине болезни сенсомоторных расстройств (деавтоматизация уже возможна, так как сенсомоторные функции к этому этапу развития уже полностью автоматизированы).

Пубертатный период знаменует собой второй фазовый переход, в ходе которого формируется новый уровень саморегуляции – вторая персона, надстраивающаяся над первой и берущая на себя функции верхней инстанции в иерархии управления внутренней речью и поведением. Фокус самосознания также смещается вверх: теперь местоимением «я» именует себя вторая (то есть опять же верхняя) персона. Управление представлениями полностью автоматизируется, а внутренняя речь становится навыком («думанье» как навык). С этого момента у человека появляется полная свобода произвольного управления феноменами своей внутренней жизни, этот процесс уже не требует никаких осознанных усилий. Появляется возможность представлять, предвидеть и планировать будущее, ясно помнить прошлое, понимать и объяснять причинно-следственные связи.

Однако с появлением второй персоны первая не исчезает, а занимает подчиненное положение (реципрокные взаимоотношения). Все процессы управления сосредоточены в верхней персоне, с которой и ассоциирует себя взрослый человек (самосознание). «Я» в нижней позиции находится в фоне и в норме не осознается, актуализируясь лишь в сновидениях. Согласно развиваемой нами модели антропопоэза (онтогенеза человека как разумного существа, обладающего личностью), существует три этапа становления человека и соответствующие этим этапам три его иерархические ипостаси, которые мы в нашей систематике называемпреантропом (доличностный человек – бывший младенец), инфантропом (человек с личностью, состоящей из одной персоны – бывший ребенок) и суперантропом (человек с личностью, состоящей из двух персон – взрослый). Верхние и нижние ипостаси соотносятся как актер и персонаж в театре: при исполнении роли актер (например, инфантроп) воплощается в персонаже (суперантроп). Пока идет спектакль, действует персонаж.

Психоз понимается в классической психиатрии как регресс, протопатический сдвиг – возврат к филогенетически более древним формам реагирования. При этом происходит сдвиг самосознания (винфантропную позицию). Внутренняя речь деавтоматизируется и начинает восприниматься как чуждая регрессивному «Я» больного. Часть ее ощущается и интерпретируется больным как влияние или воздействие Другого, того, кто «не-Я»: к самосознанию инфантропа принадлежит только его слой и нижележащие слои психики; верхнее (взрослое) «Я» полностью отчуждено. По-видимому, таков механизм формирования идеаторного автоматизма и псевдогаллюцинаций.

При диалогическом расщеплении я происходит не полный, а частичный регресс к инфантропу. Периодически возникают два фокуса самосознания: «Я» больного ундулирует между суперантропной иинфантропной позициями, причем обе эти позиции признаются как принадлежащие внутреннему миру больного. Внутренняя речь подвергается частичной деавтоматизации и, как правило, из инфантропнойпозиции у больного возникает ощущение неполной принадлежности и неподконтрольности некоторых мыслей. Становится возможным диалог между нижним и верхним «Я».

Эти размышления хорошо иллюстрируются изложенными выше переживаниями наших больных, в которых один из участников внутреннего диалога всегда характеризуется детскими чертами – эмоциональностью, недальновидностью, отсутствием антиципации, нечувствительностью к противоречию. Больные обозначают эту субличность как «эмоциональную», «недисциплинированную», «шаляй-валяй». Второй собеседник всегда наделен атрибутами взрослого человека – рациональность, рассудочность, критичность. Больные обозначают эту субличность как «рассудительную», «рациональную», «разум», «интеллект», «голос здравого смысла и общества».

Таким образом, у здорового взрослого человека внутренняя речь представляет собой монолог (фокус самосознания прочно удерживается суперантропом). Даже в затруднительных ситуациях, требующих всестороннего обдумывания, монологичность внутренней речи не нарушается, а само размышление протекает по типу мысленных экспериментов.

У подростков – носителей психопатологического диатеза, при стрессовых ситуациях рефлексия состояния (осознание) может происходить по типу диалогического расщепления. По мере разрешения затруднительной ситуации внутренняя речь возвращается к обычному монологическому существованию.

При шизофреническом процессе нарушения внутренней речи проявляются в виде актуализации двух фокусов самосознания одновременно, как если бы во время спектакля происходящее на сцене воспринималось бы одновременно с двух точек зрения: с позиции актера и с позиции персонажа. Например, Дездемона в финале трагедии – живая и мертвая одновременно (героиня мертва, актриса жива). Это и есть иллюстрация шизофренического схизиса в виде амбивалентности. При шизотипическом расстройстве доступны обе позиции одновременно с возникновением двухфокусного напряжения и переходов между ними с появлением диалогов (диалогического расщепления я). При параноидной форме шизофрении развивается инфантропныйрегресс (в нижнюю позицию) без возможности перехода в острых состояниях в верхнюю позицию (суперантропную).

Вместо заключения

Из записей больной П. (студентка, 20 лет, F 21.3): «В моей голове переговариваются два моих я. Они не говорят постоянно, часто остаюсь одна я, но бывает, что остается одна она. Она импульсивная, вспыльчивая и сильная. Она мне нравится, так что пусть мы постоянно переругиваемся, мы не ругаемся. Я бы сказала, что мне даже нравится, что она есть. Только она может дать мне пинка, когда он мне необходим. Сейчас ее нет. Но я знаю, что где-то в моей голове она есть, и в какой-то момент появится».


 

Список литературы

  1. Бенвенист Э. О субъективности в языке / в кн. Э. Бенвенист «Общая лингвистика» – М.: Прогресс, 1974. – С. 292-300.

  2. Вежбицкая А. Русские культурные скрипты и их отражение в языке / Русский язык в научном освещении. – № 2(4). – М., 2002. – С. 6-34.

  3. Степанов Ю.С. Вступительная статья / в кн. Э. Бенвенист «Общая лингвистика» – М.: Прогресс, 1974. – С. 5-16.

  4. Бахтин М.М. Собрание сочинений / Т.2: Проблемы творчества Достоевского, 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922-1927.: в 7 т. – М.: Русские словари, 2000. – 799 с.

  5. Выготский Л.С. Развитие высших психических функций / Под. ред. А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурия, Б.М. Теплова. – М.: АПН РСФСР, 1960. – 488 с.

  6. Колесов В.В. Русская ментальность в языке и тексте. – СПб.: Петербургское Востоковедение, 2006. – 624 с.

  7. Виноградов В.В. История слов. – М., 1994.

  8. Тюкинеева О.В. История формирования семантики слов категорий состояния в русском языке XI-XVIIвв. (на материале исторических словарей русского языка) – автореф. дисс…. канд. филол. наук – Новосибирск, 2005. – 23 с.

  9. Тарасова О. Д. Анализ лингвокульторологического поля «эмоции» в сопоставительном аспекте (на материале английского и русского языков) – автореф. дисс… канд. филол. Наук – Москва, 2009. – 25 с.

  10. Алексеев А.В. История слов со значением «подавленное состояние духа» в русском языке / автореф. канд. филол. наук – Москва, 1999. – 26 с.

  11. Давтян Е.Н., Давтян С.Э. Эмоциональные концепты русской языковой картины мира в норме и при патологии. Психиатрия и психофармакотерапия им. П.Б.Ганнушкина. 2016; 18(2): 48-53.

  12. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. – 2-е изд., испр. – М.: Языки русской культуры, 1999. – 896 с.

  13. Выготский Л.С. Мышление и речь. Изд. 5, испр. – М.: Лабиринт, 1999. – 352 с.

  14. Эпштейн А.Л. Отчет о научных заседаниях врачей // Обозрение психиатрии, неврологии и рефлексологии им. В.М. Бехтерева. 1929. № 4-5. С. 315-316.

  15. Якубинский Л.П. Избранные работы: Язык и его функционирование. – М., 1986. – С. 17-58.

  16. Колокольцева Т.Н. Специфические коммуникативные единицы диалогической речи. – Волгоград: Издательство Волгоградского университета, 2001. – 260 с.

  17. Жмуров В.А. Психопатология. Часть II. Психопатологические синдромы: Учебное пособие. – Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1994. – 304 с.

  18. Руководство по психиатрии / Под ред. А.В. Снежневского. – Т. 1. М.: Медицина, 1983. – 480 с.

  19. Аккерман В.И. «Синдром душевного автоматизма» французской психиатрии // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 1928. № 4. С. 455-471.

  20. Перельман А.А. К учению о симптомокомплексе Кандинского-Клерамбо // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 1931. № 3. С. 44-53.

  21. Вайсфельд М. Синдром воздействия / Проблемы психиатрии и психопатологии. – М.: Биомедгиз, 1935. – С. 77-101.

  22. Аккерман В.И. Учение Жанэ о бредообразовании // Советская невропатология, психиатрия и психогигиена. 1935. IV (8). С. 149-169.

  23. Меграбян А.А. Деперсонализация. Ереван: Армгосиздат, 1962. 355 с.

  24. Берце Й., Груле Х.В. Психология шизофрении / пер. с нем. Е.Г. Сельской; Независимая психиатрическая ассоциация России. Москва: Грифон, 2016. 277 с.

  25. Ясперс К. Общая психопатология. Пер. с нем. – М.: Практика, 1997. – 1056 с.

  26. Юнг К.Г. Работы по психиатрии: Психогенез умственных расстройств. – СПб.: Академический проект, 2000. 300 с.

  27. Шнайдер К. Клиническая психопатология: 14-е неизменное издание с комментариями Г.Хубера и Г.Гросс. М.: Сфера, 1999. 95 с.

  28. Кассиль Г.Н. Победа над болью. – М.: Госкультпросветиздат. – 1950. – 167 с.

  29. Эпштейн А.Л. О протопатической природе синдрома душевного автоматизма // Невропатология и психиатрия. 1935. Т VI (5). С. 19-33.

  30. Аствацатуров М.И. Сборник избранных трудов. Л., 1939. 437 c.

  31. Давтян С.Э., Давтян Е.Н. О природе человека в свете постнеклассической науки (биперсональная модель личности) // Неврологический вестник – 2017 – Т.XLIX, вып. 1 – C. 61-68.

<<<назад