Суббота, 12.10.2024, 10:01 | Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход

Давтян С.Э., Давтян Е.Н. О природе человека в свете постнеклассической науки ч. 1

 

 

 


 

 

 

О ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКА В СВЕТЕ ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКОЙ НАУКИ

(биперсональная модель личности)

Степан Эдуардович Давтян, Елена Николаевна Давтян

Несмотря на ощутимый прогресс в области нейронаук, генетики и фармакологии, мы испытываем колоссальный дефицит в понимании природы и механизмов развития психопатологии. Накопление фактов существенно опережает наши возможности поиска их объяснений, а существующие теоретические схемы в рамках классических и полуклассических научных подходов явно уступают по уровню сложности ожидающим решения задачам. Иначе говоря, мы знаем гораздо больше, чем понимаем. Особенно плохо мы понимаем природу человека: ту, в которой он существует, и ту, которая его характеризует. Чтобы понять, нужно строить модели. Сложным саморазвивающимся[1] системам требуются постнеклассические модели, к ключевым характеристикам которых относятся междисциплинарность и универсальный эволюционизм с отказом от простых дихотомических и редукционистских схем.Содержанием настоящей работы является попытка ответить на два вопроса:первый – как должен быть устроен мир (природа человека в первом значении), чтобы в нем можно было сходить с ума? И второй – как должен быть устроен человек(природа человека во втором значении), чтобы он сходил с ума так, как мы это наблюдаем в клинической практике?

 

  1. Уровни мира

Человек есть мера всех вещей…

Протагор

Одной из главных причин кризиса современной науки является то неудовлетворительное положение, которое в существующих моделях мира занимает человек. Мир в этих моделях не нуждается в человеке, он как будто существует сам по себе, а человек в нем присутствует в роли наблюдателя (классика) или активного участника (неклассика), познавая его благодаря тому, что наделен сознанием, в котором мир отражается с той или иной степенью достоверности:убери человека, и мир останется, в общем и целом, таким, как мы его знаем – с его законами, объектами и событиями, – каким он и был в дочеловеческие времена[2]. При таком подходе, однако, игнорируются два важных обстоятельства:

- То,как выглядит мир, зависит от того, как устроен наблюдатель: есть ли у него глаза, нейроны, способность перемещаться и т.д. Какова бы ни была действительность, наблюдаемая реальность у каждого из видов живых существ – своя. Реальность – видоспецифична. Всякое живое существо вписано в свою реальность[3], а не в действительность, про существование которой оно даже не подозревает. Чем сложнее оно устроено, тем сложнее его реальность и формы поведения в ней. Мы не знаем, какова реальность летучей мыши[4], но она знает и прекрасно к ней адаптирована.

- Реальность человека,должно быть, очень сильно отличается от реальности летучей мыши, но это лишь видовое отличие. Принципиальная же разница заключается в том, что человек существует в объясненной реальности: он и воспринимает и понимает реальность сквозь призму своего мировоззрения, через своего рода теоретические очки, привносящие во всё им наблюдаемое то, чего там изначально не содержалось – смыслы. Такие «вещи» как причинность, пространство, время, атомы, гравитация, не говоря уже о добре и зле, справедливости, истине, красоте – не имеют прямого отношения к действительности, а представляют собой сложные концепты и конструкты, категоризующие и конструирующие реальность таким образом, чтобы она была для нас понятна. Далее мы будем придерживаться нижеследующей терминологической схемы.

Действительность – это тотальность всего объективно существующего, в какой бы форме оно ни существовало (поле, вакуум и т.п.), включая всё неживое, живое и разумное (что бы это ни значило) до и вне какого-либо наблюдения или объяснения. Мы не знаем, какова действительность, но можем строить модели на основании того, что наблюдаем.

Реальность – это наблюдаемая действительность, раскрывающаяся перед любым живым существом в виде последовательно разворачивающихся сцен. Содержание этих сцен (например, вид из глаз) определяется состояниями самого наблюдателя (например, его мозга), скоррелированными с процессами, протекающими вовне. Сцена, таким образом, является не частью внешней реальности, а репрезентацией собственного состояния, определяющей то, как выглядит реальность, хотя все закономерности того, как она себя ведет (в особенности в ответ на действия наблюдателя) по-прежнему целиком лежат в царстве (объективной) действительности.

Мир – это объясненная реальность, в которую вписан человек как разумное существо. Сколько объяснений, столько и миров – по человеку в каждом – составляющих вместе систему многомирия. Человек воспринимает себя уже не в сценах, а в ситуациях, каждую из которых воспринимает как часть большого мира. Мир, с одной стороны, понимается как полная совокупность всех ситуаций, а с другой – как система, незримо присутствующая в каждой из ситуаций, диктующая её «правильное» восприятие/понимание и устраняющая неопределенность и неоднозначность, свойственную любой ситуации как сложному семиотическому комплексу[5].Важно при этом понимать, что в описываемой модели мир не складывается из ситуаций, а раскладывается на ситуации: целое доминирует над частями.Ситуация отличается от сцены тем, что является осмысленной репрезентацией мира здесь и сейчас, связанной сложными отношениями с другими ненаблюдаемыми ситуациями мира как в пространстве, так и во времени (причинно-следственные связи).

Таким образом, миры не заданы – они формируются в процессе целенаправленной познавательной деятельности человека.Любого рода неопределенность или неоднозначность в большинстве стандартных ситуаций «на лету» устраняются мировым контекстом, и, благодаря упреждающим механизмам антиципации, этот процесс зачастую даже не осознается. В новых, нестандартных или сложных ситуациях неопределенность преодолевается осознанно путем активного (иногда многократного) прогнозирования и тестирования прогностических гипотез с коррекцией смыслов происходящегои собственных действий.Критерием объективности мира (=адекватности поведения) в многомирии выступает не соответствие «картины мира» некому «объективному и независимо существующему миру», не точность отражения «реальных объектов» в «зеркале сознания», не сходство копии с оригиналом (ибо не существует ни копии, ни оригинала, ни зеркала), а соответствие ситуации прогнозу. Соответственно, мир человека объективен постольку, поскольку он отвечает на его целенаправленные действия предсказуемым образом.

Дефицит активности (в особенности, прогностической) является ключевым фактором, влияющим на формирование мира, в котором становится возможным поведение, квалифицируемое как патологическое[5]. При этом рано или поздно нарушается сама способность работы человека со знаками, включая активные и пассивные механизмы антиципации, а финальным семиотическим эквивалентом прогрессирующего заболевания может стать обеднение мира и поведения человека в нем, – уменьшение знаковости (олигосемия) и значимости (гипосемия) жизненных ситуаций, их фрагментов и мира в целом. Такому финалу, как правило, предшествуют периоды, в которых наблюдается усиление (в ущерб другим) значимости отдельных знаков (гиперсемия), извращенное толкование знаков под влиянием ложного контекста (парасемия), восприятие не очевидных для других наблюдателей знаков (криптосемия), а также непреодолимая неопределенность знака вследствие слабого или противоречивого контекста (амбисемия)[3].

 

Уровни игры

Если продумать до конца всё, что мы знаем о человеческом поведении, оно покажется нам всего лишь игрою

Йохан Хейзинга[6]

Критериям саморазвивающихся систем полностью отвечает стихия игры, в которой набор правил нижнего уровня реальности порождает (конституирует) верхний (игровой) уровень реальности; при этом, правила нижнего уровня становятся законом верхнего. Верхний уровень обладает всеми признаками виртуальной реальности (порождённость, актуальность, интерактивность, автономность [6]), и в нём «разрешено всё, что не запрещено законом». Любопытно, что пока идет игра, на нижнем уровне действует обратный принцип: «запрещено всё, что не предписано правилами». Если ввести правила на втором уровне реальности, не нарушающие правила первого уровня (т.е. в согласии с законом собственного уровня), то возникнет третий уровень реальности – игра в игре – где уже правила второго уровня станут законом третьего уровня реальности[7]. Таким образом, в иерархии игровых уровней каждый следующий порождается правилами нижнего и вносит ограничения в протекающие «внизу» процессы: верхние уровни доминируют над нижними, контролируют их и управляют ими. События каждого уровня подчинены логике этого же уровня, их смысл принципиально нередуцируем к процессам нижележащего уровня.

Всё сказанное в полной мере относится и к играм, в которых существует актер, исполняющий роль. Функцию игрового пространства выполняет сцена, а предписывающие правила поведения записаны в «свитке» (франц.rôlе«роль,список,свиток» из лат. rotulus). Контроль – это «контр-свиток» в руках режиссера, сверяющего записи своего свитка с действиями актера, и вмешивающегося в процесс (и тогда контроль переходит в управление) при отклонении актера от предписанной роли. Актер, воплотившийся в персонаже, может сыграть роль следующего уровня, подобно Гамлету, изображающему безумие («сцена на сцене» в формулировке Л.С. Выготского), и даже три роли одновременно (как И. Смоктуновский в фильме «Берегись автомобиля»).

Актер верхнего уровня при этом является воплощением роли нижнего уровня, исполняемой актером, который является воплощением роли еще более нижнего уровня. Персонажи верхних уровней управляют действиями персонажей нижних уровней, ограничивая их степени свободы в той мере, в которой это диктуется ролями верхних уровней. Важно отметить, что ролевая активность верхнего уровня совершается осознанно, представляя собой последовательность действий, в то время как низкоуровневая активность выполняется в автоматическом режиме, не осознается и представляет собой набор параллельно выполняемых операций. Таким образом, действия (в норме) – это высоко уровневая, управляемая, осознаваемая и последовательно исполняемая целенаправленная активность, осуществляемая благодаря операциям – низкоуровневым, контролируемым, неосознаваемым, параллельным и целесообразным(рис. 1). Понять или объяснить действия, изучая операции, невозможно.

 

Рис. 1. Структура двухуровневой иерархии на примере управления движениями.

Всякая операция – это бывшее действие, автоматизировавшееся в процессе многократного повторения на этапах освоения нижних уровней игровой реальности, благодаря чему умения этих уровней становятся навыками верхних.

 

  1. Уровни языка

Границы моего языка означают границы моего мира.

Людвиг Витгенштейн[8]

Язык как саморазвивающуюся систему можно представить в виде следующей иерархии функциональных уровней, сопоставимых с разными этапами онтогенеза(и, вероятнее всего, филогенеза) человека:

- номинативный уровень, позволяющий именовать объекты, действия, свойства, отношения и т.д. (доличностный уровень, доступен также некоторым животным);

- дескриптивный уровень, позволяющий рассказывать истории, описывать ситуации, события и т.д. (уровень незрелой личности, доступен, за редкими исключениями[9], только человеку);

- экспланативный уровень, позволяющий объяснять связи и отношения между событиями, объектами, их свойствами и т.д. (концепты; уровень зрелой личности).

- конструктивный уровень, позволяющий изобретать понятия, объекты, отношения и связи, никогда никем не наблюдавшиеся (конструкты; уровень творческой личности, факультативный уровень).

Коммуникативная функция, как самая древняя функция языка, пронизывает все уровни сверху донизу и уходит далее в доязыковые коммуникативные системы животных. Роль верхних уровней языка отражена в вышеприведенном эпиграфе и нами уже освещена в модели мира как объясненной реальности, поэтому остановимся на роли нижних уровней в онтогенезе человека, а именно – на небиологических его аспектах, касающихся развития психики и личности. Ввиду отсутствия специального термина для обозначения развития разумного начала в человеке, будем называть этот процесс антропопоэзом[10].

Ключевая роль языка в антропопоэзе заключается в том, что, овладевая номинативно-дескриптивными уровнями языка, человек приобретает способность, отсутствующую у другихживых существ – способность управлять своими представлениями. Всякое животное, как и человек в преантропный период своего развития, умеет управлять лишь своими движениями – вплоть до артикулированной речи, доступной даже птицам.Однако лишь у человека внешняя речь (говорение) со временем сворачивается [2] во внутреннюю речь (думание), что знаменует собой трансформацию понимающего интеллекта (ума) животного в представляющий[11]ум (разум) человека. Граница между понимающим и представляющим интеллектом разделяет всё живое на неразумное и разумное: в царстве неразумного представления возникают непроизвольно, порождаются текущими событиями и управляют поведением животного, в то время как разумное существо, умеющее управлять своими представлениями (благодаря языку, позволяющему их именовать и связывать), подчиняет своё поведение не только текущим, но и ненаблюдаемым событиям и ситуациям, – как желательным, так и тем, которых следует избегать. 

Продолжение >>>