Пятница, 29.03.2024, 02:34 | Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход

Алёхин А.Н. ПСИХОПАТОЛОГИЯ И ПАТОПСИХОЛОГИЯ КЛИНИЧЕСКОГО ФЕНОМЕНА

 

 

 

 

 

 

 

Парадоксально складывается история научного изучения психики и её нарушений. Сформировалось множество научных дисциплин: общая психология, психофизиология, нейропсихология, патопсихология, психопатология, в названии которых обозначен их предмет – психика человека. Предмет будто бы един, а наук – множество. Эти дисциплины практикуют собственные методы исследования, выработали уже собственный терминологический аппарат, теоретические конструкции так, что и взаимопонимание между специалистами, работающими на этом общем поле, стало уже невозможным. В контексте этого феномена особенно примечательны отношения психопатологии и патопсихологии в отечественной традиции.

Психопатология, будучи медицинской дисциплиной, исторически базируется на клиническом методе и сосредоточена на фиксации знаков заболевания, его феноменологии. В рамках общей психопатологии разрабатывались сложные систематизации разнообразных явлений психического расстройства. Суть психопатологической диагностики сводится к соотнесению совокупностей этих феноменов с конкретными нозологическими единицами, определёнными соответствующей классификацией болезней. Так картина поведения, фиксируемая у конкретного пациента, соотносится с картиной, описанной в соответствующем руководстве, например в МКБ-10. При этом конкретные наблюдаемые психические явления редуцируются и переозначиваются, сама сущность и механизмы нарушения психической деятельности остаются вне поля зрения.

Однако и патопсихологическое исследование, в этом аспекте, также не продвигает к пониманию сущности психического расстройства, хотя первоначальный замысел патопсихологии был, очевидно, в этом. Предпринятый на заре становления экспериментальной психологии функциональный метод, членящий исходную целостную систему психики на ряд несуществующих психических функций, с одной стороны, позволил упорядочить множество проявлений поведения и его расстройств (сейчас любое руководство как по психопатологии, так и по патопсихологии содержит их тщательное описание: расстройства ощущения, восприятия, внимания, мышления, памяти, личности и т.п.). С другой стороны такой аналитический подход, конечно, никак не соответствует действительной картине психического заболевания, где наблюдатель имеет дело с целостной системой, членение которой на функции может иметь лишь дидактическое значение.

Патопсихология, таким образом, подобно психопатологии, осуществляет собственное переозначивание состояния психики больного, хотя и в другие термины. Такой путь, конечно, ничуть не приближает к задачам практики (лечение, коррекция, профилактика). Несмотря на заявляемую самостоятельность и принципиальное отличие от психопатологии, патопсихология сегодня в действительности лишь переописывает картину поведения больного в другие термины, в значительной мере заимствуя из психиатрического языка. Такой путь, конечно, ничуть не приближает к задачам практики (лечение, коррекция, профилактика, реабилитация психического заболевания). Зато при этом появляется возможность «удвоения» («утроения» и т.п.) «картины» заболевания и поддержания иллюзии нового знания. Более того, подобное «умножение» ещё больше затрудняет координацию усилий специалистов разного профиля, работающих на поприще попечения душевнобольных.

Приходится констатировать, что путь подмены одной феноменологии (клинической) другой (патопсихологической) на сегодняшний день исчерпал свои познавательные возможности. Хотя на определённом этапе исторического развития такой путь был и предопределённым и эффективным. И если, несмотря на ограничения феноменологического подхода, предметные границы психопатологии в настоящее время поддерживаются устоявшимися практиками, сформированными в рамках естественно-научного  подхода, то патопсихология с момента своего возникновения с большим трудом способна отстаивать свою самостоятельность.

Ограниченность метода переозначивания легко проиллюстрировать. Психопатология, включая в свой предмет рассмотрение пограничных психических расстройств, психопатий и акцентуаций характера, соматопсихических феноменов неизбежно скатывается в простое перечисление свойств наблюдаемого. Метод, зарекомендовавший свою эффективность при анализе и систематизации одних явлений – психозов, оказывается несостоятельным при переходе к другим феноменам. Точно так же и патопсихология, приближаясь к анализу пограничных психических расстройств, утрачивает самостоятельность и вынуждена использовать терминологический аппарат психопатологии, подменяя наблюдаемые явления клиническими «аналогиями», обозначая состояния как «депрессия», «тревога», «астения» и т.п.., что, конечно, познанием не является.

Интуитивно понятно, что множество наук о психике вещают об одном. Речь идёт о некоем целостном феномене, выделяющемся на фоне других феноменов жизни, имеющем свою собственную специфику, проявления, свойства. Но, приняв за свой предмет «психику» («душу») человека, все эти науки обречены на суверенитет. Душа человека научно определена быть не может, а без чёткого определения границ предмет научного исследования неизбежно рассыпается. Следствием этого становятся и те непреодолимые «дуализмы» (сома и психика, мозг и сознание, объект и субъект и т.п.), которыми страдает психология и которые без успеха прикрываются декларациями о «био-психо-социо-духовной» природе человека.

Попытки породить собственный терминологический аппарат «психологической диагностики» неизбежно приводят к созданию симулякров (Алёхин А.Н., 2009). Отсутствие в психологии собственных концептов и теорий, подобных выработанным в медицине: «организм», его функции (физиология), их нарушений (патофизиология) обесценивает и способы психологического вмешательства (терапии) – так называемой «психотерапии» в психологическом исполнении.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

К сожалению, подобными прегрешениями инфицирована уже и медицинская психология, начало которой, в отличие науки о «душе», было многообещающим, и которой были достигнуты выдающиеся успехи, признанные во всём мире и до сих пор не утратившие своего значения для понимания процессов жизни. Некритичное смешение парадигм – «гуманистической» и «естественно-научной», обусловленное отнюдь не задачами науки, но исключительно житейскими обстоятельствами (разговорный жанр, конечно, экономичнее экспериментальных исследований) ведёт к тому, что и медицинская (клиническая) психология теряет уже свою целостность и прагматическую ориентацию.

Всё состояние современной психологии свидетельствует о её глубоком и перманентном кризисе, суть которого была проявлена ещё Л.С. Выготским (1982) и который теперь уже примирительно констатируют современные авторы (Василюк Ф.Е., 1996; Мазилов В.А., 2006). Вряд ли причина такого кризиса сводима лишь к сложности «объекта» познания. Кризис этот методологический, и преодоление его предполагает серьёзную методологическую работу, интерес к которой, увы, угас.

Для обозначения предмета науки психологии в отечественной традиции естествознания разрабатывалась категория «поведение», категория, которая позволяла преодолевать неизбежно присущие предмету и методу исследования «психики» дуализмы (Ярошевский М.Г., 1996). При таком понимании, где психика и поведение – суть одно, и поведение при этом не сводимо к «видимым» реакциям, но полагается сложноорганизованной системой функций, обеспечивающей целостность  и адаптацию организма, существующие научные дисциплины предстают как частные описания различных аспектов (феноменологических, нейрофизиологических, психологических) поведения человека. Всё их разнообразие определяется, следовательно, лишь «точками обзора» и используемыми терминами.

При понимании поведения как сложно организованной системы открываются замечательные возможности для анализа ее структуры, функций, динамики. Неизбежное при этом определение уровней организации такой системы: нейрофизиологический, психофизиологический, психологический, социально-психологический является естественным и не нарушает исходной целостности поведения, но позволяет рассматривать его в разных аспектах, где и психомоторные, и познавательные и личностные процессы осуществляются по единым механизмам, сформулированным в теории функциональных систем (Анохин П.К., 1970). Такой подход позволяет рассматривать и психосоматические отношения в качестве векторов единого континуума поведения. Более того, такой ход мысли освобождает от непреодолимого иначе противопоставления «организм-среда», противопоставления, которое блокирует адекватное понимание сути гомеостазиса, стресса и адаптации применительно к психологическим аспектам этих процессов.

Например, с точки зрения теории поведения, нет существенной разницы в сути феноменов обсессивно-компульсивных расстройств и аддикций: в обоих случаях речь идёт о формировании нового поведенческого паттерна, циркулирующего в динамике напряжения и разрядки и не подвластного сознательному регулированию. Патопсихологические механизмы формирования специфики феноменов – предмет исследования. Однако описание и переописание феноменов, например, аддиктивного расстройства ничего не прибавляет к возможности решения задач профилактики и коррекции.  

Всё свидетельствует о том, что единственной реальной проблемой научной психологии сегодня становится методологическое обоснование своего предмета и выработка системы собственных универсальных концептов (теории), позволяющей систематизировать множество эмпирических фактов, полученных в опыте. Идеальным решением этой проблемы можно было бы счесть разработку теории поведения человека на разных уровнях его организации: соматическом, когнитивном, личностном (психологии в её истинном значении), теории нарушений психической адаптации - психогенеза психических расстройств (патопсихологии), теории психологического воздействия (психопрофилактики, реабилитации и психотерапии). Такое строение психологической науки, подобное исторически выработанному строению теории медицины, обеспечило бы выход её из методологического тупика и приобретение ею статуса практической дисциплины.

Клинический феномен (симптом, синдром, динамика заболевания) очевидно детерминирован не только болезненным процессом (патофизиологической сущностью заболевания), но и психологическими процессами, определяющими реакции личности на болезнь, и психологическими свойствами и структурами, определяющими собственно личность больного (патопсихологическая сущность заболевания). Такой системный анализ клинического феномена позволил бы не только открыть новые возможности для научного исследования психических расстройств, но и интегрировать усилия специалистов в решении практических задач по психологической профилактике нарушений психической адаптации, диагностике психического расстройства и реабилитации психически больных.

 Литература

1) Алёхин А.Н. Психологическая диагностика как производство симулякров // Научное мнение. 2011. № 1. С. 133-138.

2) Выготский Л.С. Исторический смысл психологического кризиса. Собр. соч. В 6 т. Т. 1. М.: Педагогика, 1982. С. 386-389.

3) Василюк Ф.Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопросы психологии. 1996. №6. – С. 25-40.

4) Мазилов В. А. Методологические проблемы психологии в начале XXI века // Психол. журн. – 2006. - № 1. - С. 23-34

5) Ярошевский М.Г. Наука о поведении: Русский путь. М.; Воронеж: Изд-во Института практической психологии; МОДЭК, 1996. – 380 с.

6) Анохин П. К. Теория функциональной системы // "Успехи физиол. наук.", 1970, т. 1, № 1, с. 19-54.