Часть 4.
Ю.Е. Шелепин: Нет, это все занимает максимум 500 миллисекунд, максимум. На самом деле это короче. Мы до последнего времени считали, и я считал так, что для расчета обмена необходимо исходить из интервала в 20 миллисекунд: например, обмен из левого в правое полушарие – 20 миллисекунд, из затылка в лоб – 20 миллисекунд, из затылка в темя – 20 миллисекунд. Где-то вот такой был порядок. Теперь некоторые исследователи утверждают, что эти расчеты делались по максимуму ответа, что для передачи информации достаточно одной миллисекунды, времени прохождения одного импульса. То есть в принципе, если эти данные подтвердятся, то это совсем быстро все происходит.
Л.А. Ватаева: Если можно, вопрос один по поводу эмоций. Вы ответы фронтальной коры исследовали.
Ю.Е. Шелепин: Я всю жизнь занимался затылочной областью и теменной, а фронтальной только сейчас стал интересоваться. Фронтальная кора – это мое хобби.
Л.А. Ватаева: Сегодня Вы привязывали процессы принятия решения к ответу фронтальной коры. Но все-таки более специфичные эмоциональные – это медиальные отделы фронтальной коры и, скорее всего, именно эта область должна…
Ю.Е. Шелепин: Это потрясающая область! Одна из самых интересных областей – медиальная часть фронтальной коры. Там рядышком проходит 24-ое поле поясной извилины, потрясающе интересное и, несмотря на столь длительное изучение, самое загадочное. Что только там не находят: это область страха, это область сознания эмоциональной сферы – все что угодно. В наших задачах, когда надо принимать решение чисто пространственное, без эмоциональных реакций, оно тормозится. Откуда у нас и возникли рассуждения о взаимном торможении при принятии решений, о модели весов, оппонентности.
А.Н. Алёхин: Ну что ж, уважаемые коллеги, я позволю себе сказать несколько слов в рамках темы, заявленной на семинаре. Присаживайтесь, пожалуйста, Юрий Евгеньевич.
Я вижу здесь много психологов, и здесь, естественно, может быть вопрос, какое отношение к нашей науке о душе имеют Ваши схемы с мозговыми долями. Мы экономикой либидо занимаемся, фазами психосексуального развития, экзистенциальными травмами, потрясениями. И спрашивается: а где же, где этот переход к психологии? На прошлой неделе в Университете блестяще была защищена диссертация Зотова Михаила Владимировича, который сказал, что, кстати говоря, одной из проблем лиц, страдающих нервно-психическими расстройствами, является неспособность удерживать образ цели. То есть, вот примерно то, что принимается решение. А у них в условиях действия помех сознательно сформулированная цель уступает место той цели, которую определяет, собственно, синдром патологического состояния.
Ю.Е. Шелепин: Это визуальная цель или это цель поведения, глобальная?
А.Н. Алёхин: Визуальная. Пока речь шла о распознавании. У меня складывается такое впечатление, что просто формируемая функциональная система оказывается более слабой, чем та, которая определяет патологическое состояние. Поэтому испытуемый «скатывается» в это патологическое состояние.
Дальше я напомню уже психологам о таких психодиагностических методах как «Тест чернильных пятен» Роршаха, который был им интуитивно найден. И тем не менее, уже Федор Дмитриевич Горбов и Владимир Иванович Лебедев показывали, что результаты его диагностически очень важны. Кстати, и работа у Федора Дмитриевича Горбова называлась «Психологические аспекты труда операторов». Это тоже интересно.
Понимаете, о чем я сейчас говорю? Что психология, та, которую я знаю, и на факультете, и в Университете, болезненно увлеклась содержаниями. И зачастую то, о чем говорит пациент, воспринимается психологом как та самая проблема, о которой этот пациент переживает. Но для нас важны процессы. И сегодня мы слышали, какие подходы к исследованию процессов возможны. Мы можем моделировать нарушения процессов, если бы это была, например, оценка эффективности некоторых психотропных препаратов. Вот в этом экспериментальном подходе. И что мне лично импонирует – что в отличие от множества учебниковых теорий, это всё верифицируемо. Это верифицируемо, воспроизводимо в опыте, в эксперименте.
Хотя мои вопросы, может быть, показались веселыми, они упираются и в гносеологию, и в повседневную жизнь: как мы воспринимаем мир, как мы его разворачиваем в пространстве психического, как мы реагируем, как наши актуализированные потребности переопределяют целеполагание. Масса проблем. А как синдром, который стал патологическим и который отображает какую-то, ну, скажем так, автономную аутохтонную функциональную систему, меняет и разрушает наше поведение, диссоциирует, по сути дела, систему. Я думаю, если бы мы решили двинуться в этом направлении взамен массовых опросов наших пациентов, то можно было бы ожидать каких-то прорывов и в нашей клинической психологии.
И поэтому я хочу очень поблагодарить Юрия Евгеньевича за согласие выступить перед нами и показать, что есть-таки разумные способы изучения человеческого поведения и нормальный язык для описания. Спасибо!
Ю.Е. Шелепин: Спасибо за доверие!
Л.А. Ватаева: Если можно, вопрос один по поводу эмоций. Вы ответы фронтальной коры исследовали.
Ю.Е. Шелепин: Я всю жизнь занимался затылочной областью и теменной, а фронтальной только сейчас стал интересоваться. Фронтальная кора – это мое хобби.
Л.А. Ватаева: Сегодня Вы привязывали процессы принятия решения к ответу фронтальной коры. Но все-таки более специфичные эмоциональные – это медиальные отделы фронтальной коры и, скорее всего, именно эта область должна…
Ю.Е. Шелепин: Это потрясающая область! Одна из самых интересных областей – медиальная часть фронтальной коры. Там рядышком проходит 24-ое поле поясной извилины, потрясающе интересное и, несмотря на столь длительное изучение, самое загадочное. Что только там не находят: это область страха, это область сознания эмоциональной сферы – все что угодно. В наших задачах, когда надо принимать решение чисто пространственное, без эмоциональных реакций, оно тормозится. Откуда у нас и возникли рассуждения о взаимном торможении при принятии решений, о модели весов, оппонентности.
А.Н. Алёхин: Ну что ж, уважаемые коллеги, я позволю себе сказать несколько слов в рамках темы, заявленной на семинаре. Присаживайтесь, пожалуйста, Юрий Евгеньевич.
Я вижу здесь много психологов, и здесь, естественно, может быть вопрос, какое отношение к нашей науке о душе имеют Ваши схемы с мозговыми долями. Мы экономикой либидо занимаемся, фазами психосексуального развития, экзистенциальными травмами, потрясениями. И спрашивается: а где же, где этот переход к психологии? На прошлой неделе в Университете блестяще была защищена диссертация Зотова Михаила Владимировича, который сказал, что, кстати говоря, одной из проблем лиц, страдающих нервно-психическими расстройствами, является неспособность удерживать образ цели. То есть, вот примерно то, что принимается решение. А у них в условиях действия помех сознательно сформулированная цель уступает место той цели, которую определяет, собственно, синдром патологического состояния.
Ю.Е. Шелепин: Это визуальная цель или это цель поведения, глобальная?
А.Н. Алёхин: Визуальная. Пока речь шла о распознавании. У меня складывается такое впечатление, что просто формируемая функциональная система оказывается более слабой, чем та, которая определяет патологическое состояние. Поэтому испытуемый «скатывается» в это патологическое состояние.
Дальше я напомню уже психологам о таких психодиагностических методах как «Тест чернильных пятен» Роршаха, который был им интуитивно найден. И тем не менее, уже Федор Дмитриевич Горбов и Владимир Иванович Лебедев показывали, что результаты его диагностически очень важны. Кстати, и работа у Федора Дмитриевича Горбова называлась «Психологические аспекты труда операторов». Это тоже интересно.
Понимаете, о чем я сейчас говорю? Что психология, та, которую я знаю, и на факультете, и в Университете, болезненно увлеклась содержаниями. И зачастую то, о чем говорит пациент, воспринимается психологом как та самая проблема, о которой этот пациент переживает. Но для нас важны процессы. И сегодня мы слышали, какие подходы к исследованию процессов возможны. Мы можем моделировать нарушения процессов, если бы это была, например, оценка эффективности некоторых психотропных препаратов. Вот в этом экспериментальном подходе. И что мне лично импонирует – что в отличие от множества учебниковых теорий, это всё верифицируемо. Это верифицируемо, воспроизводимо в опыте, в эксперименте.
Хотя мои вопросы, может быть, показались веселыми, они упираются и в гносеологию, и в повседневную жизнь: как мы воспринимаем мир, как мы его разворачиваем в пространстве психического, как мы реагируем, как наши актуализированные потребности переопределяют целеполагание. Масса проблем. А как синдром, который стал патологическим и который отображает какую-то, ну, скажем так, автономную аутохтонную функциональную систему, меняет и разрушает наше поведение, диссоциирует, по сути дела, систему. Я думаю, если бы мы решили двинуться в этом направлении взамен массовых опросов наших пациентов, то можно было бы ожидать каких-то прорывов и в нашей клинической психологии.
И поэтому я хочу очень поблагодарить Юрия Евгеньевича за согласие выступить перед нами и показать, что есть-таки разумные способы изучения человеческого поведения и нормальный язык для описания. Спасибо!
Ю.Е. Шелепин: Спасибо за доверие!